Николай Луганский, Владимир Спиваков и НФОР в Большом зале Московского международного Дома музыки Владимира Спивакова за пультом в Москве не видели уже несколько месяцев. Гастроли его оркестров шли по всей России — из конца в конец. И вот – какой-то неожиданный концерт 6 октября в Большом зале консерватории, да не с кем-нибудь, а с Николаем Луганским. Хотя из-за ремонта зданий консерватории афиш там не разглядеть, союз двух знаменитостей был хорошо рассмотрен москвичами: перед началом спрашивали лишние билетики. В программе стояли две «четверки»: Четвертый концерт для фортепиано Бетховена и Четвертая симфония Брамса. Оркестр – Национальный филармонический оркестр России (НФОР). Спиваков с Луганским выступали неоднократно, с предпочтением русских фортепианных концертов. А здесь — чисто австро-немецкая программа. Возможно, именно Четвертый концерт Бетховена был выбран с учетом артистической индивидуальности Луганского. Ведь из пяти бетховенских фортепианных концертов он совершенно необычен: вместо начального взлета бурной энергии оркестра идет созерцательное соло фортепиано. Когда-то это соло играл сам Бетховен, далее из-за «скромного» начала концерт считался невыигрышным для виртуозов, но в конце концов именно эта необычность подвигала пианистов на оригинальность интерпретации. В дуэте Луганского со Спиваковым и НФОР это были две линии — лирическая и интенсивная. Музыкальный дар Николая Луганского отличен тем, что лирическая певучесть у него служит основой всего: даже самые скоростные пассажи таят в себе такое туше. То самое фортепианное начало концерта он не стал клонить к молитве, хоралу, как встречается у других исполнителей, а задал именно свой тон. Огромный НФОР со своим широким дыханием оттенил его интенсивным, выразительным пением. И дальше на всех стадиях развитой 1 части ярко проводилось пение тем и такое исполнение фортепианных пассажей, что публике предоставилась возможность насладиться всей их прелестью и разнообразием (не говоря уже о технической безупречности). Столь же необычной, как 1 часть, в этом концерте является и 2 часть: требовательные возгласы у оркестра и мягчайшие ответы у солиста. В бетховенские времена было принято думать о сцене фурий с Орфеем, но сам Бетховен этого не утверждал. В любом случае у НФОР звучали настоятельные вопрошения, а Луганский отвечал поистине божественно-прекрасной игрой, словно бог Орфей. Светло-радостный финал Концерта завершил этот классицистский праздник, вызвав бурю восторгов у слушателей. Четвертая симфония Брамса – новый опус в репертуаре Владимира Спивакова и его НФОР, в Москве вообще премьера. Каким же оказался здесь этот «романтический классик»? Вспомним кое-что из истории. Когда Брамс стал сочинять не оперы, а больше всего инструментальную музыку – симфонии, концерты, квартеты, — современники с удивлением отметили, что этот композитор идет «бетховенским путем». На мой взгляд, и Владимир Спиваков повел свою интерпретацию Четвертой симфонии Брамса именно «бетховенским путем». Четвертая и последняя симфония Брамса признана как вершина симфонизма мастера. И интересно то, что в ней обобщились и баховские, барочные элементы, и классические. Поразителен финал: главную тему в нем составляет традиционная тема барочных пассакалий и чакон, с их скорбным величием. И развивается тема тоже в виде вариаций, но при этом она встраивается в традицию также вариационного финала «Героической» симфонии Бетховена. Главная же тема 1 части – типично романтическая, с красивой, певучей лирической мелодией. Но в ней таится нечто трагическое: использовав эту мелодию в одной своей песне, Брамс положил ее на текст «О, смерть». Вот этот комплекс баховского – бетховенского – романтического и задает последняя симфония Брамса как сложнейшую задачу для любого дирижера. Владимир Спиваков избирает трактовку героическую, полную воли и динамики. Начальная вдохновенно-лирическая тема полна страсти, силы и лишена какой-либо сентиментальности. А дальше, когда звучат фанфары (а звучат они 10 раз), музыка уже вступает в свой динамичный круг. 2 часть не делается медленной и также после начальных зовов и хорала духовых устремляется к героичности бетховенского типа, не упуская из вида и великолепные романтические волны пения. Слушатель не успевает передохнуть, как уже врывается шумная, наступательная, полная радостной ритмической игры 3 часть. У Брамса в партитуре она обoзначена как Allegro giocoso — быстро, весело, — но Спиваков трактует это так называемое «скерцо» достаточно мощно. Наконец, 4 часть, финал. Дирижер делает ее кульминацией воли, силы, драматизма. В полнозвучии оркестра важное значение придает литаврам, по-современному выделяя все их динамичные соло. И если по некоторым истолкованиям окончания симфонии – это трагическое крушение позитивного начала, у Спивакова в его мощном НФОР только усиливается воля и динамика, сохраняя крепость несокрушимых сил до самого конца. Дирижер проносит все четыре части симфонии словно на одном дыхании, по существу без перерыва звучания. Такая трактовка требует также огромных физических сил — и от дирижера, и от всего оркестра. Громкость звучания казалось даже непривычно избыточной для новой, тончайшей акустики Большого зала консерватории. Что же касается мастерства оркестра, то при знаменитых струнных НФОР абсолютно безупречными были все духовые с их соло (флейта в 4 части) и колоритными ансамблями. И при всем этом, заметим, — никаких спиваковских «штучек» на-бис, даже Луганский не играл какой-либо сольной пьесы. Именно ярко выраженное классическое, бетховенское начало в Брамсе (как и в самом Бетховене) вызвало большой энтузиазм у публики, проникшейся этим динамизмом как чем-то современным и весьма необходимым для больших нынешних аудиторий. По материалам пресс-службы Дома музыки от 8 октября 2012 (автор: Валентина Холопова)