Sorry, this entry is only available in Russian. For the sake of viewer convenience, the content is shown below in the alternative language. You may click the link to switch the active language.
Знаменитый музыкант и его лейбл выпустили запись последних симфоний Петра Ильича
Соломон Волков, писатель
«Над вымыслом слезами обольюсь...» - эти слова Пушкина можно поставить эпиграфом и к спиваковским записям Чайковского
«Ноты — спящая красавица, а исполнитель — расколдовывающий ее принц», — любил приговаривать один мой добрый знакомый. Я бы добавил — настоящий исполнитель. Далеко не все, кто умеет бойко воспроизводить ноты, способны разбудить красавицу по имени музыка. Владимиру Спивакову это подвластно, что он вновь доказал в своих недавних записях с Национальным филармоническим оркестром России, им основанным и бессменно руководимым. Если до них я считал, что, кажется, знаю о популярных партитурах Чайковского все, то по прослушивании понял, насколько заблуждался. И получил новое свидетельство того, что великую музыку можно открывать бесконечно, если она оказывается в руках большого музыканта.
Речь о трех со вкусом оформленных компакт-дисках (лейбл Spivakov Sound), где объединены Четвертая, Пятая и Шестая симфонии Чайковского, а также его «Итальянское каприччио» и увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта». Выбор сколь очевидный, столь и дерзкий. Музыканты даже шутят, что у Петра Ильича три симфонии — 4-я, 5-я и 6-я, настолько чаще они звучат, чем предыдущие. Но почему так? Спиваков полагает — и, вероятно, он прав, — что эта триада составляет единое целое, резко отличаясь от ранних опусов композитора. Чайковский сочинял эту музыку, что называется, «на разрыв аорты». Так ее Спиваков и исполняет.
Я спросил у Владимира Теодоровича — как он относится к известной версии о том, что Чайковский покончил жизнь самоубийством? Дирижер ответил, что при всех существующих на этот счет точках зрения для него несомненно: Чайковский хотел уйти из жизни, думал об этом. Поэтому его Шестую можно трактовать как реквием по самому себе. А что иное может означать цитата православного песнопения «Со святыми упокой» в первой части, роковой удар тамтама и постепенно останавливающийся пульс контрабасов в коде симфонии?..
Ответ, говорящий о музыкантском мышления, ключевой особенностью которого является эмпатия. Причем такая, что направлена — это особенно важно — и на композитора, и на слушателя. В наш суматошный век многие даже одаренные дирижеры в основу интерпретаций кладут свои чисто эмоциональные впечатления от партитуры. На большее у них, увы, не хватает терпения и времени. Не таков Спиваков. Он тщательно анализирует партитуру, сопоставляет различные ее редакции — и то лишь начало работы. Дальше следует внимательное изучение композиторских писем, дневников, интервью, свидетельств современников. Углубление в музыковедческие исследования и разборы, оставленные великими дирижерами прошлого.
И этого Спивакову недостаточно. Он вживается в образ композитора, пытается понять и почувствовать, какая именно мысль и эмоция стоят за каждым «крещендо» или «диминуэндо», «аччелерандо» или ферматой. Для Спивакова это не просто указания на сдвиги в громкости звучания или в темпе, а приметы вспышек сознания, приступов фобий, погружения в бездны отчаяния и восхождения к вере и просветлению.
И, как весьма немногие в наше время серьезные интерпретаторы классики, Спиваков заботится о слушательском восприятии. Настолько, что эта подлинная демократичность подчас вызывает брезгливое недоумение наших, как я их называю, «снобов-в-коротких-штанишках». Их пониманию недоступна органика, с которой он без притворства любит и чувствует своего слушателя, не стыдясь идет ему навстречу.
И слушатели ему за это благодарны. Сколько раз в концертах Спивакова и его оркестра я видел, как они — и млад, и стар — сидели с увлажнившимися глазами. «Над вымыслом слезами обольюсь...» Эти слова поэта можно было бы поставить эпиграфом и к нынешним записям симфоний Чайковского.
Союзником в их воплощении нужно назвать в первую очередь Национальный филармонический оркестр России (НФОР), любовно выпестованный Спиваковым. Наблюдать за этим первоклассным ансамблем в процессе музицирования — дополнительное удовольствие, своего рода бесплатный бонус. Сколько энтузиазма, азарта, самоотдачи!
Специального упоминания заслуживают звукорежиссер Филипп Недель и звукоинженер Мартин Кистнер — подлинные виртуозы своего дела. С каким мастерством воспроизвели они не только пафосные и трагические эпизоды спиваковских интерпретаций, но и их воздушные, прозрачные (даже призрачные) моменты, когда оркестровая ткань — ноу-хау Спивакова — словно растворяется в пространстве!
Воспользуюсь случаем, чтобы сказать несколько слов и о другом комплекте дисков Спивакова с НФОР, не получившем, как мне кажется, должного отклика в российских СМИ. Это — собрание симфонических опусов «Шедевры русской музыки». Тут сочинения Мусоргского, Римского-Корсакова, Лядова, Скрябина и Стравинского, представляющие целую эпоху — от 1867-го до 1927 годов. Мы словно листаем маленькую энциклопедию шедевров, создателей которых объединяло высокое понимание искусства как служения.
Великий русско-американский хореограф Джордж Баланчин (Георгий Мелитонович Баланчивадзе), с которым мне посчастливилось в свое время сделать в Нью-Йорке книгу о Чайковском, говорил: «Чувство долга перед публикой — это русское, как у Льва Толстого, Достоевского. Настоящий русский писатель или музыкант ощущает, что он какую-то миссию выполняет». И добавлял: «Русская музыка не душевная, а духовная — большая разница». Вот эту разницу и помогают нам понять новые записи Владимира Спивакова.