Существует ли специфический русский звук? Или типичная французская интонация в музыке? Если речь идет о композиторе, то всегда находятся какие-то особенности, которые трудно выразить словами. Поскольку наблюдаются многочисленные исключения, которые постоянно подтверждают правило, мы можем соответственно идентифицировать музыку русских или французских композиторов. Но распространяется ли это и на оркестры? В частности, может ли российский оркестр исполнять своего Чайковского, Прокофьева или Шостаковича лучше, аутентичнее, более страстно или более по-русски, чем другие? Может создаться обманчивое ощущение, что со всеми этими рассуждениями мы ступаем на тонкий лед. И хотя такая постановка вопроса вполне проблематична, известно, что в каждом мифе, каждой фантазии часто присутствует значительная доля истины.
Однако в нашем случае все аргументы за и против этого тезиса проявились со всей очевидностью самым неожиданным образом. Национальный филармонический оркестр России, созданный в 2003 году российским Министерством культуры, выступил в Тонхалле в Дюссельдорфе. С французской и русской программой. Под управлением своего главного дирижера Владимира Спивакова, объединившись с французским пианистом Люка Дебаргом для исполнения Концерта соль мажор Равеля наряду с парадным русским оркестровым репертуаром.
После балетной музыки Массне из оперы «Сид», в которой сразу проявились интерпретационные цели оркестра и дирижера, зал услышал стремительный и одновременно очень прочувствованный сплав импрессионизма, хотя сейчас этот термин имеет свои изъяны, и джаза. Первый фортепианный концерт Равеля с его незабываемым лейтмотивом очаровывает слушателя с самого начала и не отпускает до конца. Он отправляет его в звуковое путешествие со многими чудесными станциями.
Спиваков управляет оркестром выверенными жестами, четко расставляет акценты, выбирает мощный темп. Повинуясь его рукам, музыканты развивают поразительную тяговую силу. Мощную, насыщенную, то сладостную, то горькую, иногда и приперченную. Это достигается не столько эмоциональной, сколько очень строгой игрой всех групп и особенно струнных. Временами даже проскальзывала мысль, что и «Сид», и Концерт Равеля были написаны советскими композиторами. Но это скорее работала фантазия без особых фактических оснований.
Вернемся к Дебаргу, долговязому и довольно хрупкому молодому человеку с узкими тонкими пальцами. Его игра увлекает своей точностью, причем особое удовольствие доставляет следить за движениями его пальцев по клавиатуре. Звук замечательный, переливчатый, сверкающий, но не так убедителен как у некоторых других мастеров фортепианного искусства. Тонкость и деликатность его натуры проявлялась и в Концерте, и в довольно меланхоличном «бисе» поляка Милоща Магина «Ностальгия по родине».
После антракта произошли некоторые изменения в программе. Поменялась последовательность исполняемых произведений, и вместо Сюиты Чайковского из музыки к «Щелкунчику» (op. 71а) был сыгран набор танцев из Второго акта балета, который последовал после Сюиты из музыки к «Спящей красавице» (op. 66а). Основная магия русского звука заключается в его сочности и насыщенности. Разумеется, такие любимые публикой вещицы, как Арабский танец, Китайский танец, Трепак, который не очень вписывался в общий тон. Венцом программы стали Вальс из «Спящей красавицы» и Па-де-де. В ответ на бурные аплодисменты были сыграны Интермеццо Шостаковича и Вальс Хачатуряна.
Кристиан Оскар Гажи Даки, Westdeutsche Zeitung. 6.11.2018